Истребитель. Ас из будущего - Страница 35

Тихон старался не отставать от ведущего. Если на малой скорости после взлета это было нетрудно, то с ростом высоты и скорости – все затруднительней.

Комэск по рации передал ведущему – контролировать северный сектор.

На земле вспыхнули прожектора, стали шарить лучами по небу.

Из-за опасности напороться на тросы аэростатов истребители держались выше 4,5 тысячи метров. Были надеты кислородные маски – без них дышалось тяжело.

Для немцев, когда они еще только начали налеты, такая высота аэростатов стала неприятным сюрпризом. Над городами на Западном фронте высота подъема аэростатов не превышала 2–2,5 тысячи метров. А ведь чем ниже бомбардировщик, тем точнее попадание.

Луч прожектора поймал серебристый самолет. Издалека было не различить модели, и даже непонятно было – бомбардировщик это, разведчик или истребитель.

– Цель видишь? – спросил Захар, как будто Тихон мог ему ответить.

Ведущий дал по газам – это было видно по удлинившимся языкам пламени из выхлопных труб – и стал набирать высоту. Временами самолет шел на высоте 5–5,5 тысячи метров, куда с трудом «добивали» прожектора. И сейчас самолеты летели почти встречным курсом, быстро сближаясь, суммарная скорость их была около тысячи километров в час.

– Двадцать второй, пролетаем мимо, делаем боевой разворот, заходим в хвост и атакуем, – предупредил по рации Захар.

Так они и сделали: зашли в хвост бомбардировщику – это оказался «Хейнкель-111». Пилотам были видны выхлопы мотора, под луной отблескивали крылья, фонарь кабины стрелка.

Захар сбросил скорость своего истребителя, уравнивая ее со скоростью бомбардировщика – так больше времени для прицеливания и стрельбы.

Немцы их пока не видели, поэтому не стреляли по истребителям. А вот свет зенитного прожектора к вражескому самолету уже не пробивался, его заслонило облако. На трех тысячах метров была облачность, Тихон сам видел, когда высоту набирал.

Захар открыл огонь сразу и изо всех стволов – по левому двигателю. Попал он или нет, было непонятно, пламени не было, но себя обнаружил. Сразу из двух пулеметных точек бомбардировщика по ведущему открыли огонь. Дистанция была невелика, а у немцев – крупнокалиберные самолеты. Тихон видел, как от «яка» Захара полетели куски обшивки, и сразу по приемнику раздался голос ведущего:

– Самолет поврежден, двигатель трясет. Попытаюсь дотянуть до аэродрома. Сбей его, Тихон!

Тихон – это уже нарушение правил радиообмена. По рации запрещалось называть фамилии, имена, звания – только номер самолета либо позывной.

Тихон решил не повторять оплошности ведущего и пристроился за бомбардировщиком. По нему не стреляли, мешал киль. Не будут же стрелки лупить из пулемета по собственному хвосту?

Он открыл огонь по кабине верхнего стрелка, сразу из пушки и пулеметов. Короткими очередями, подравнивая по трассерам наводку. Есть попадания, лично видел разрывы снарядов на обшивке. Он и раньше видел на сбитых самолетах эффект от попавших снарядов – развороченные дыры диаметром сантиметров сорок.

Стрелок был убит или ранен, но больше огонь из установки не вели.

Прицелившись, Тихон дал очередь по левому двигателю. Сбить бомбардировщик – хорошо, но его задача – в первую очередь не дать бомбардировщику отбомбиться по городу. Даже если «бомбер» сбросит бомбы в чистое поле, то поставленная задача будет считаться успешно выполненной. А уж если собьют – то отлично выполненной. Теперь же к этому примешивалось еще и чувство мести за Захара – надо сбить во что бы то ни стало!

И в этот момент полыхнул мотор «бомбера».

Пилот бомбардировщика понял: надо уходить, задание выполнить невозможно. Он открыл бомболюки, и вниз посыпались бомбы. Облегченный от смертельного груза самолет стал разворачивать вправо, на запад.

Тихон довернул нос самолета и открыл огонь по правому двигателю. Однако и сам подставился. На темном фоне грузного фюзеляжа «бомбера» засверкали огоньки выстрелов.

Трасса прошла чуть выше истребителя.

Надо зайти точно в хвост, тогда для воздушного стрелка он будет недосягаем.

Тихон описал пологий вираж – теперь он бомбардировщик не упустит ни при каких обстоятельствах. Горящий левый двигатель был как маяк в ночи.

Тихон приблизился, чтобы было наверняка, и открыл огонь из пушки. Против бомбардировщика – самое то. Есть попадание! Вспыхнул второй мотор! «Бомбер» еще держался в воздухе, но уже был обречен.

Бомбардировщик стал покидать экипаж. Тихон видел, как отделялись от корпуса самолета фигурки, как над ними раскрывались купола парашютов – один, второй, третий… Ага, не все, кто-то убит…

Засмотревшись, Тихон потерял бдительность, так был доволен результатом. И вдруг сзади вспыхнул яркий свет, и в кабине истребителя стало светло, как днем, – это сзади подобрался Ме-110, включив прожектор. И сразу – огонь из пушек.

Раньше в ночном бою немцы таких самолетов не применяли.

Снаряды били по крыльям, хвосту, один попал в триплекс фонаря кабины. Стекло выдержало – все же толщина бронированного стекла 65 миллиметров, только потрескалось.

Но «мессер» долбил и долбил. Пробит маслопровод, лобовое стекло залито темной массой, потом – удар в спинку сиденья… Броня выдержала, но двигатель остановился – резко, с ударом, видимо, был поврежден блок цилиндров. Все, финита ля комедия! Полет окончен.

«Мессер» отвалил в сторону, иначе столкновение было бы неизбежно.

Тихон успел посмотреть на высотомер – три с половиной тысячи метров. Надо покидать машину.

Он сдвинул фонарь кабины, и в самолет ворвался ветер – студеный, обжигающий лицо. Тихон уже отстегнул привязные ремни, да вспомнил вдруг слова опытных летчиков, кому уже приходилось покидать подбитую машину, – в этой ситуации была опасность удариться о хвостовое оперение своего же самолета. Он резко двинул ручку влево.