– Шире шаг! И смотри, куда наступаешь, шумишь, как кабан.
Летчики ходить на большие расстояния не приучены, и когда прозвучал приказ «привал», Тихон просто рухнул на траву. Сколько же они за час преодолели? Километров десять, не меньше. На Тихоне из груза – одна пустая кобура, а на разведчиках – по тяжелому рюкзаку, но усталости особой не видно.
Командир развернул карту и определился, хотя как в лесу местонахождение устанавливать?
– Группа, подъем! Василий, в головной дозор!
– Есть!
И снова марш-бросок на десяток километров.
Когда солнце стало уже садиться, они остановились на ночевку. Из рюкзаков достали сухой паек. Тихону тоже еду протянули – несколько сухарей и кусок сала.
– Ешь, летун…
Уговаривать не пришлось. Он быстро съел все, и Степан, заметив это, протянул ему фляжку:
– Глотни, только немного, а то завтра потом изойдешь, и сил не будет.
Пить, однако, хотелось сильно, и Тихон заставил себя оторваться от фляжки только после третьего глотка. Но раз Степан сказал, стало быть, он знает.
Командир назначил часового, и группа улеглась спать.
Тихон долго вертелся на сухой хвое под елью. Слишком много событий произошло сегодня – полет, прыжок с парашютом, неизвестная группа, взявшая его в плен… И вроде русские, а его под конвоем держат, не доверяют. Интересно, вернулся ли Захар на аэродром или тоже сбит был?
Не знал Тихон, что его ведущего тоже сбили в этом же бою. Несколько снарядов попало в кабину его «яка», Захар был тяжело ранен, потерял сознание, не смог выбраться из самолета и вместе с ним рухнул на землю. А дальше – взрыв и пожар… Из их эскадрильи только половина вернулась на аэродром, да и то их самолеты были с многочисленными пробоинами.
Незаметно он уснул: труден был день, и усталость взяла свое. А проснулся, когда солнце уже стояло высоко над горизонтом.
В походном лагере стояла тишина, и он осмотрелся по сторонам. Чудно: людей не видно, а рюкзаки здесь, в кучу сложены.
– Эй! – негромко подал Тихон голос.
– Чего шумишь? Не у тетки в гостях.
Из-за деревьев вынырнул Степан.
– А где все?
– Тебе об этом знать не положено.
– А вдруг немцы с облавой объявятся? – Без оружия Тихон чувствовал себя неуютно.
– Сеанса радиосвязи не было, на запрос командира ответа нет. И потому, что ты за птица, мы не знаем.
– У меня же удостоверение было, его командир видел!
– Немцы такие пачками печатают, так что не факт…
Тихон поразился и удивился. Неужели кто-то мог подумать, что немцы могли разыграть такую комбинацию – сбить истребитель и сбросить его с парашютом на свою территорию? Понятно, командиру группы он незнаком и доверия пока не вызывает, но и немецкого агента в нем подозревать – смешно.
Степан предложил ему два ржаных сухаря.
– Больше ничего предложить не могу, на тебя никто не рассчитывал.
– Да я понимаю…
– А правду говорят, что летчиков белым хлебом кормят?
– Когда удается – правда. От черного живот пучит.
– Экие мы нежные, живот у нас пучит!
– Особенности летной службы, – пожал плечами Тихон. – На высоте четыре-пять километров кишечник порвать может.
– Да ну? Не знал…
– На большой высоте давление воздуха маленькое и температуры низкие. Вот сейчас сколько градусов?
– Ну, сколько… двадцать будет.
– Двадцать тепла, – подчеркнул Тихон. – А на пяти километрах высоты тоже будет двадцать, но уже мороза, в сапогах ноги мерзнут. Да еще перегрузки при маневрах иной раз такие, что в глазах темнеет, приборной панели не вижу.
– Надо же! А я думал – летчиком быть легко, просто держись за ручку! Рюкзаки не таскать, по двадцать-тридцать километров в день не бегать… Опять же – форма красивая, девушки так и липнут.
– Ко мне что-то ни одна не прилипла. И гибнет наш брат часто, раненых летчиков почти не бывает. Или живой на аэродром вернулся, или сгорел вместе с машиной. Правда, есть еще вариант – вот как со мной. В плен угодить, если с парашютом угораздило на оккупированной территории приземлиться.
– Похоже, везде не сладко.
Они надолго замолчали, каждый думал о своем. Тихона волновало, как группа выбираться к своим будет, Степан же волновался – удастся ли выполнить задание. Первая группа на радиосвязь не вышла и пропала, наверное, на немцев нарвались. У них тылы гехаймфельдполиция охраняет, это вроде наших войск по охране тыла. И собаки у них есть, и егеря, способные читать следы на земле, и оторваться от таких очень сложно.
Степан о задании в общих чертах знал, но кому-то надо было стеречь пленника. По документам – наш пилот, просто попал в тяжелую ситуацию. Как своего бросить? Тем более летчика, а в армии «сталинских соколов» уважали. Не пехотинец, как писали в красноармейских книжках – годен к строевой службе, не обучен.
За разговорами прошел день. Вспоминали, кто где жил, как встретили войну, и Тихону пришлось контролировать каждое слово. Не приведи бог выскочит словечко из современного лексикона, или случайно Ленинград Санкт-Петербургом назовет. А вот о воздушных боях вспоминал много и с эмоциями.
К вечеру Степан тревожиться стал, с беспокойством на часы поглядывал.
– Запаздывают парни? – заметил его настроение Тихон.
– Сеанс связи пропустить могут. Но ничего, есть резервные часы выхода. А задерживаются, значит – причина есть. В чужом тылу по плану не всегда идет.
И почти сразу:
– Ты азбуку Морзе знаешь?
– Нет, я не радист.
– Так на самолетах рации стоят.
– Исключительно голосовая связь. Да и рации не на всех самолетах.
– Да? А самолеты тебе сбивать приходилось?