Истребитель. Ас из будущего - Страница 78

Старший, лет тридцати парень с жестким лицом, ухмыльнулся:

– А все задание тебе знать и не надо, ты только не заблудись. Как будем садиться, ты сигнал высматривай. Нас встретить должны, с берега синим фонарем сигналы подавать будут – туда и подрулишь. Как высадимся, сразу улетаешь. На все про все – пара минут.

– Начальство сказало – забирать вас буду тоже я. Только когда?

– Мы и сами не знаем, в штаб сообщим по рации. Точка будет та же, и сигнал. Если не успеем к месту вовремя, не жди, возвращайся. А следующей ночью все повторишь.

Лучше бы, конечно, не повторять. Немцы могут самолет засечь, засаду устроить. Но ни Тихон, ни разведчики словом не обмолвились – все понимали ситуацию.

– Отдыхай, отсыпайся – ночь бессонная предстоит. В двадцать один час мы на спуске будем, в катере тебя ждать.

– Так точно.

– Надеюсь, язык за зубами держать умеешь? Да, и планшет с картой никто видеть не должен. В сортир идешь – с собой бери.

Тихон кивнул, а в глубине души недоуменно пожал плечами. Зачем таскать планшет, обращать на себя внимание, если можно карту за пазуху положить? Понятно, что он никому не скажет, только откуда в полку шпионам взяться? Был бы – уже и базу, и самолеты разгромили бы давно.

Тихон направился к механикам, нашел своего.

– У меня ночной вылет, Петрович, нужны полные баки.

– Уже заправлены.

– Мотор как?

– Как часы. Разве я подводил когда-нибудь?

– Ладно, вечером встретимся.

– Ко мне «особист» подходил. Приказал к двадцати часам самолет отбуксировать в дальний конец. И катер чтобы у причала стоял.

– Правильно приказал.

– На ту сторону летишь, – догадался механик.

– Я тебе этого не говорил. И, раз догадался, сам держи язык за зубами.

– Не первый раз.

В обед кусок уже не лез в горло, но Тихон понимал – надо поесть, ночь предстояла трудная, сложная. Какое-то беспокойство появилось. Боялся? И это было. Неизвестность пугала? Так это в каждом полете. Или интуиция подсказывала что-то, что он понять не мог? Только ведь интуиция – вещь эфемерная, ее не пощупаешь, никакими хитроумными приборами не обнаружишь и к делу не пришьешь.

Кое-как дождавшись сумерек, Тихон направился к причалу. Экипажи к самолетам, стоявшим на якорях, подвозил катер – старенький, весь в заплатках, с маломощным мотором. И катерник был ему под стать – седой, морщинистый, явно в солидном возрасте, наверное, и до войны работал на нем.

Тихон перепрыгнул на катер.

– Экипаж будем ждать? – спросил катерник.

– Нет, к дальней стоянке рули.

Катерник хмыкнул – наверняка механик его предупредил.

Вот и самолет. Тихон забрался в кабину, осмотрел все – приборы, тяги и тросы. Нет ли воды в корпусе? Шпангоуты деревянные, обшиты фанерой, и на нее пленка наклеена гидроизолирующая. Бывало, на носу она отходила от фанеры, и тогда по стыкам вода начинала просачиваться.

Ремонтировали просто. Самолет вытаскивали на берег, сушили и наносили несколько слоев разогретого гудрона – как лодку смолят. Примитивно, но работало.

За хлопотами прошло полчаса. Послышалось тарахтение мотора, и к борту «амбарчика» пришвартовался катер. На членах разведгруппы – советские плащ-палатки. На носу «особист» восседает. Он в курсе всех спецопераций, и если в случае плохой подготовки операция будет сорвана, с него первого спросят.

Разведчики перекидали тюки в самолет. Один из них, командир, занял место в носу самолета, там, где носовой стрелок обычно находится. Еще двое забрались в кабину хвостового стрелка.

«Особист» похлопал по фюзеляжу:

– Удачи!

– К черту!

Посылать к черту было неписаной традицией.

Тихон не знал, как это было в разведке, но в авиации традиции свято чтили. Перед полетом не брились, не фотографировались, не говорили слово «последний», заменяя его на «крайний». А уж если перед боевым вылетом по пути к стоянке женщину встретил – быть несчастью.

Катер с «особистом» отплыл. Тихон запустил двигатель и несколько минут погонял его на разных оборотах. Ночные полеты в полку не были редкостью, скорее – правилом.

Тихон развернул самолет и начал разбег. Двигатель ревел на максимальных оборотах, волны били в днище – звуки, уже ставшие привычными. С набором скорости самолет встал на редан и пошел ровнее.

В какой-то момент шипение и плеск волн смолкли. Все, оторвались. Тихон потянул штурвал на себя и стал набирать высоту. Внизу – полная темнота.

Он определился по компасу и звездам и положил самолет на курс, проложенный совместно со штурманом полка. Через четверть часа «амбарчик» уже шел над Баренцевым морем.

Полуостров Рыбачий обошли с севера – часть его была захвачена со стороны перешейка немцами еще в начале войны. Там действовала горно-стрелковая дивизия егерей «Эдельвейс». Все они были призваны из горных районов Австрии и Германии, имели хорошую подготовку и отличное снаряжение. Им противостояла наша морская пехота.

Немцам удалось продвинуться на восемь километров. С потерями они смогли дойти до хребта Муста-Тунтури, где и просидели три с половиной года, пока их не погнали.

Внизу – полная темнота, ни огонька на берегах. На траверзе мыса Кекурского Тихон засек время и заложил левый крен. Теперь он шел курсом двести тридцать. Берег должен быть на удалении двадцать километров – Тихон вел самолет параллельно суше. Двигатель самолета можно услышать на удалении километра, поэтому он пока не опасался быть обнаруженным.

Через полчаса он сбавил обороты мотора и стал постепенно снижаться. Наступал самый ответственный момент: высадить разведгруппу он должен в одной из шхер, которыми изрезан берег. До норвежского Киркенеса рукой подать. Стоит немного промахнуться, и он выйдет на наблюдательные посты и зенитные батареи, которые стояли вокруг города. Наши бомбардировщики уже не один раз совершали ночные налеты на город и порт, поэтому немцы были настороже. А нащупать прожекторами и сбить зенитками тихоходный «амбарчик» – плевое дело. И потому ошибка может стоить жизни Тихону и всей разведгруппе.